МЕД НА ОСТРИЕ НОЖА. К 777-ЛЕТИЮ ХРАМА ГАНДЗАСАР. ОЧЕРК

Добрый день, уважаемые коллеги! 
Очень рада открытию вашего портала. Очень. Мы долго этого ждали, особенно с тех пор, как в Москве был открыт клуб "Друзья Арцаха". Он работал недолго, но благодаря ему я смогла посетить вашу республику в июне 2010 года, потом в сентябре как гость фестиваля "Карот". 
Хочу дать вам свой очерк о том времени, вдруг покажется интересным. 

С уважением, Валерия Олюнина, публицист, писатель 
 

"Мед жизни на острие ножа". 
Тонино Гуэрра 
 

Я не помню ни слов, ни красок того дня. Оказалось, я совсем не восприимчива к запоминанию архитектурных элементов или внутреннего убранства храмов или церквей. Я помню только себя в центре этого мира, наверное, эгоцентрично, но все, что происходило в этот день, я запомнила как череду каких-то сильных, энергетических ассоциаций. Еще я хорошо запомнила людей – не по одиночке, а создающих общину. Хотя многие из них уже давно не жили в Арцахе. 
Мы приехали в Гандзасар на крещение годовалого Марика Гуляна, сына Эдуарда, известного предпринимателя карабахского просхождения. Группа московских журналистов прибыла в Карабах продвигать эту республику в российское информационное поле. 
Я вспоминаю, как стояла у Гандзасара, а рядом суетились женщины, девушки, перебирали бонбоньерки, таросики, перекладывали букеты роз, смеялись. Был очень солнечный июньский день. Кто-то поговаривал, впрочем, что будет дождь.
Еще до поездки я прочитала о Гандзасаре, что именно отсюда в 1701 году были отправлены знаменитые обращения восточных армян Петру I с просьбой о принятии российского подданства и военной помощи в освобождении от персидско-турецкого ига. 
Всю поездку мы наблюдали владыку Паргева, который уделял равное внимание и журналистам, и отцу Александру, который приехал в Арцах на закладку православного храма, который до сих пор не построен. 
Больше всего меня поражало, что от этих людей шла земная энергия. Ничего метафизического и того, что заставляло бы нас благоговеть, выстраивать значительную дистанцию между принимающей стороной и нами. 
Да, потом я осознала, что владыка Паргев Мартиросян – глава арцахской церкви, человек из свиты католикоса Вазгена I. Что перед нами тот человек, кто воевал с крестом за эту землю, кто во многом причастен в победе армян, в частности, в бою за Шуши. Именно Паргев приказал сбросить памятник Ленину, и так начался судьбоносный штурм 8 мая 1992 года. 
Мы все дождались того момента, когда в Гандзасар вошли священники. Они заняли главное место церемонии у купели, рядом встали Татевик вся в белом платье, ожидающая второго ребенка, Эдуард с сыном на руках. 
Мы все почтительно расступились и отошли к стенам. 
Я помню, что одним из моих впечатлений от этого древнего храма было то, что он дает ощущение древних катакомб: серый, массивный камень, местами влажный, впитавший в себя многоликие тени словно защищает пришедшего от реальности, пусть даже сегодня не враждебной. 
Слова молитвы, которые произносил Паргев и его братья, не лились непрерывным потоком. Часть слов тонула в нишах Гандзасара, уходила верх, к зонтичному куполу, окнам, откуда в пространство храма попадали расширяющиеся снопы света. 
Именно отзвуки, а не чистые звуки, и разливающиеся отсветы, а не чистый свет, в тяжелом, словно литом каменном Гандзасаре поразили меня больше всего. 
Позже, когда маленький Марик устал, а таинство крещения у армян длится очень долго, он стал немного плакать. Ни никто из отцов церкви не изменился в лице, продолжая обряд спокойно, твердо, убежденно в то, что его нельзя сдвигать ни на шаг от традиций. 
Гандзасар впервые упоминается армянским католикосом Ананием Мокаци в середине X века. Новый, известный в настоящее время храм, построен князем Гасан-Джалал Дола «мужем благочестивым, богобоязненным и скромным, армянином по происхождению» на месте старого храма, упоминаемого в X веке, и торжественно освящён 22 июля 1240 года 
Еще немного, и по ту сторону Гандзасара хлынул сильный дождь. Его звуки, перекрывающие слова молитвы, каким-то образом удлинили, сделали объемным и щедрым на запахи этот день. Я вышла в проем выхода, его массивные деревянные двери словно раздвигали вырезанный крест. Дождь был очень теплым, и запах сгорающих свеч, курева, роз, которые принесли гости, смешался с плодородным, жирным запахом земли. И еще он был сладкий, как мед. 
Перед крещением мальчика я купила в храмовой лавке банку арцахского меда. Он был, как принято это, освящен владыкой. 
Дождь прошел быстро, и вскоре мы стали неспешно покидать территорию Гандзасара. Марик в белой рубашке на руках отца был уже в центре вполне земного праздника. Мальчики в черных одеждах со вставками желтого и красного цветов (единственные яркие пятна, которые я запомнила из того дня) шли с нами и играли в барабаны. У молодежи были какие-то игрушечные гудки, в которые они дули и тут же вставали танцевать кругом… 
Потом, уже в аэропорту Еревана, я разбила случайно банку с карабахским медом. И довезла его до дома, надеясь, что часть его уцелеет. Жаль было мёда, и был большой соблазн выбрать все эти осколки, спасти от гибели вязкую, плотную сладость, пахнущую уже тем дождем, парафином крестильных свеч, увядшими розами.

Валерия ОЛЮНИНА