Подписывайтесь и читайте наш новый телеграм-канал Все о Российско-Арцахской дружбе

КАРАБАХ: СКВОЗЬ ПРИЗМУ ВОЙНЫ. Заметки корреспондента газеты Veterans Today. ЧАСТЬ I

Предисловие

Когда началась война в Карабахе - это был шок. В стране, где всегда декларировались интернационализм и дружба народов, вдруг началась война между двумя из них. Да, это старые споры, они там, в далеком Карабахе, исторически не могут эту территорию поделить, - отмахивались обыватели, живущие вдали от Кавказа, не желая признать тот факт, что рушатся основы самого государства - СССР.

Эта война была первой на тогда еще советском пространстве. Она была первой, где появились наемники из своих же «братских республик». Начался распад великого Союза. Он еще стоял, непрочно, шатаясь, но стоял, а дети его уже убивали друг друга... Военные конфликты в Чечне, Карабахе, Приднестровье, погромы в Таджикистане и Азербайджане -что-то началось до юридического распада огромной страны, что-то сразу после, но умелая манипуляция различиями в менталитете, культуре и вероисповедании, при активной работе по возрождению религии, а также старые территориальные споры, - все это было успешно применено для разрыва, казалось бы, нерушимых межнациональных связей и стравливания народов в бессмысленных кровопролитиях.

Тогда не было интернета, и мы не могли получить достаточной информации о том, почему начался Карабахский вооруженный конфликт. Люди в стране находились под давлением новой шоковой терапии под названием «перестройка»и, озабоченные тем, чтобы просто выжить, не очень вникали в то, что происходило в других республиках.

Мы тогда мирно попросили выхода из Азербайджана, - рассказывает карабахский ученый Афанасян, - движение было неизбежным, мы все вышли на площадь и потребовали справедливости. В течение столетий многие имена будут забыты, но это не забудется никогда...”

Эта поездка раскрыла для меня, уехавшей в США в самом начале 90-х, те волнующие стороны одного из конфликтов умирающего Союза, которые навсегда заставят меня говорить и думать «наш Карабах», а точнее – «наш Арцах», потому что имя этой древней армянской земли – Арцах.

1. Подготовка к поездке

Перед тем, как поехать в Нагорный Карабах, я связалась с Арамом Хачатряном – подполковником запаса, общественным деятелем, журналистом, заместителем председателя «Центра поддержки Русско-Армянских стратегических и общественных инициатив», главредом интернет-ресурса Центра - russia-armenia.info.
Он позвонил, и мы договорились о встрече. Арам - человек увлеченный, неравнодушный, с колоссальнейшей, бьющей через край энергией. Отношение к Карабаху у него, как и у всех армян, с которыми я встречалась, особенное.

- Там такая аура! Это древняя земля, совершенно не похожая на другие. Кто в этом краю побывает, обязательно захочет вернуться!

Он же познакомил меня с Арсеном Мелик-Шахназаровым - сотрудником Постоянного представительства НКР в России, журналистом, дипломатом, большим знатоком истории Карабахского края, включая новейшую. Я приехала в Представительство НКР в Москве, чтобы познакомиться с ним уже в реале, взять подготовленные для меня «пароли, явки, адреса». Арсена я успела увидеть на фотографиях, видео, прочла его интервью и некоторые статьи. В жизни он выглядел немного брутально с бородкой, которая ему очень шла, и показался мне человеком сдержанным, в отличие от меня, не расточавшим улыбки направо и налево.

Тем не менее после встречи я ежедневно получала от него письма с многочисленными рекомендациями, подсказками, инструкциями. Там было все: от курса армянского драма и того, сколько платить таксистам, до рекомендаций посетить определенные исторические места. И получалось, что каждый день вместе с письмами я ощущала его чуткость и заботу.

А потом, после поездки, были наши встречи в Москве, когда я, так соскучившаяся по красивой русской речи в своих «америках», погружалась в рассказы Арсена и всегда жалела, что им приходит конец.

Арама, в его Центре, я посетила позже. Там меня просто закружил смерч его энергии: он перезнакомил меня со всем штатом, напоил чаем, отобрал книги, подаренные Арсеном, сказав, что нечего с такой тяжестью таскаться, а заберу их я, когда вернусь, обзвонил всех, кого мог, в Ереване и Карабахе, включая тех, кому уже звонил Арсен Шахназаров.
Они оба так хлопотали за меня, что все, с кем я встречалась в Нагорном Карабахе и Ереване, посчитали, что и с тем, и с другим мы дружим много лет. Честно говоря, у меня самой такое ощущение, что со всеми этими людьми дружу много лет.

Потом, уже в Степанакерте, Ашот Бегларян, карабахский писатель, спросит:

 - Вы, наверное, давно с ними дружите? Сколько лет?

А когда я отвечу, что совсем недавно встретила и того и другого, скажет:

- Вы с ними дружите. Они очень хорошие люди.

2. Аэропорт «Внуково». Москва

Впервые я не купила билет заранее, так как не была уверена, успею ли я на рейс, будут ли на него билеты, пропустят ли меня без визы и прочее.

Успела, и билеты были. С паспортом вышло забавно.

- Да у вас же паспорт продырявленный, - сказала мне женщина за стойкой при покупке билета.

- Да? - удивилась я, - ну, ничего, у меня еще есть. Хотите, этот дам? – и я протянула другой паспорт.

- О, новенький совсем, - удивилась она, – что, и правда новый?

- Ага, два дня назад получила.

- А что вы его сразу не дали?

- Да он такой новый, что как-то неудобно предъявлять.

- Наоборот, у вас тут фотография хорошая. Наставите сюда виз!

Потом она мне посоветовала мчаться со всех ног взвешивать сумку, а если там будет вес, превышающий 10 кг, напяливать на себя все, что там есть, а ноутбук – в руки и как-то тремя руками нести все это ввиде ручной клади. Хорошая женщина. Мне понравилась.
К моему счастью, оказалось, что и с ноутбуком, и камерой внутри, вес не превысил 10 кг.

Потом был паспортный контроль. Незабываемый эпизод прохождения паспортного контроля в Шереметьево, при прилете из США, вспыхнул в памяти со всеми подробностями. Ну, думаю, сейчас начнется: национальность одна, гражданство другое, живет в третьей, едет в четвертую, родилась в пятой, американская фамилия по-русски звучит не так, как кому-то хочется.

Женщина-офицер взяла мой паспорт с билетом, раскрыла его и спросила:

- А другой паспорт есть?

- Да, сколько угодно, пожалуйста! – Я протянула ей продырявленный.

- Так вы в Белоруссии живете? А приехали из США?

- А родилась в Германии. Этнически русская.

Женщина-офицер улыбнулась и, продолжая листать паспорт, спросила:

- А в Ереван зачем?

- Да, - я с сочувствием покачала головой, - такой компот из стран. Сочувствую вам в вашей попытке в нем разобраться.

Женщина рассмеялась, а я продолжила:

- Репортаж делать. О Карабахе.

- А, - понимающе кивнула головой женщина-офицер, - журналист. А какая газета?

- Американская, - тут я уже, не сдерживаясь, рассмеялись и так, смеясь, под пожелания удачи перешла в другой зал.

Вещи мои прошли проверку, теперь нужно было проставить печать о выезде.
Я встала в одну очередь, внимательно вглядываясь в лица проверяющих паспорта офицеров. Засомневалась и встала в другую. Потом перешла в третью, выбирая «правильное» лицо. Правильным мне показался молодой парень, и я перешла туда.
Я подала ему новый паспорт, потом, подумав, добровольно просунула второй со словами:

- Этот тоже берите. Все берут.

Парень взял, полистал и спросил:

- Так вы в Белоруссии живете?

- Ну, не на Украине же мне жить, - отвечаю, - я б с удовольствием жила в России, но Россия меня не принимает. Хоть я и пыталась.

- Я бы вас принял, - сказал молодой человек.

- Спасибо, - сердечно подблагодарила я его, - жаль, что не вы решаете эти проблемы.

Но в жизни еще много несправедливости.

Молоденький офицер тоже спросил меня, а с чего это я вдруг еду в Ереван, и я честно ответила, «с чего». Он пожелал мне удачи и безопасности.

В самолет я прошла с таким чувством: а что это было? Это - паспортный контроль? Где зверское выражение лица, грубый голос и крики: «Выйдите из кабинки!», как было при моем приезде из США. Это что, разница между Шереметьево и Внуково или просто, когда выпускают, то все повально вас любят, а когда впускают - звереют?

Перелет я, как ни странно, перенесла нормально. Но это, наверное, высшие силы решили сделать мне послабление в связи с предстоящими мучениями, о которых я тогда не подозревала.

3. В аэропорту Еревана     

После радушия во Внуково, приветливость девушки-офицера в Ереване меня уже не удивила. Она попросила второй паспорт и сказала:

- Любите путешествовать?

- Да вроде бы не очень.

Тогда она раскрыла страницу с визами и показала ее мне, на что я ответила, что, вообще-то, могло быть и больше.

Девушка спросила, что привело меня в Армению, я ответила.

- Вы в наш Карабах едете! – Она слегка порозовела, а в глазах появился такой блеск, который возникает при разговоре о чем-то очень дорогом для человека. – А газета какая, российская?

- Нет, американская, - и я быстро добавила, - хорошая газета, за нас.
Она как-то сразу меня поняла, заулыбалась, кивнула и пожелала удачной поездки и безопасности.

Выходя из терминала, я не увидела плакатика со своим именем и внизу, среди обычных встречающих, тоже не увидела никого, кто бы как-то проявил себя в качестве моего личного встречающего. Поэтому я вышла, быстро прошлакупить там же в аэропорту армянскую симку. Потом позвонила консулу Карабаха в Ереване «обрадовать», что приехала. По ту сторону провода и правда, обрадовались:

- Приехали! А мы вас ждем! Где же вы? Вас там ищут.

В голосе консула слышалось искреннее радушие. Это -  Кавказ, подумала я, тут тебе, действительно, искренне рады.

Меня разыскал мужчина по имени Арсен, который не склонен был улыбаться. Он возмущался тем, как все плохо было организовано, сетовал, что не поручили все организовать ему, потому что он не допустил бы, чтобы его отправили встречать только с временем прилета и даже не зная номера рейса. Он также был недоволен тем, что не встретил меня у терминала, хотя и стоял среди «допущенных» с плакатиком. Да ладно, успокаивала я его, встретились же. А номер рейса – это я не сообщила, потому что до последней минуты не знала, уеду ли, пропустят ли меня без визы и проч.
Узнав, что я бы предпочла отправиться в Карабах, не откладывая, меня отвезли на автовокзал.

4.Дорога в Степанакерт

Большая армянская семья

Там меня погрузили в машину, которая как-то умудрилась вместить в себя шесть пассажиров, хотя по размерам, вроде бы и не должна была. Поскольку весь багаж размещался на крыше, я поняла, что два сиденья сзади как-то переделали из багажника. Суровый мужчина Арсен распрощался, взяв с меня обещание звонить, если надо будет где-то что-то разруливать, потому что, похоже, никто вообще ничего нигде не умеет организовывать.

Меня втиснули на сиденье, где сидели: полупарализованный дедушка, сумка и сестра дедушки, немалых габаритов. Мне, несмотря на субтильность, полностью сесть не удалось. Я попыталась слегка надавить на женщину, но у меня ничего не вышло. Сказано было, что ехать придется 5-6 часов, и я ужаснулась, как в такой непонятной изогнутой позе можно ехать даже полчаса.

- Тебе удобно? – добродушно спросила сидящая рядом женщина.

- Трудно назвать это «удобным», - отозвалась я и как-то стала намекать, что, может, сумка не должна «сидеть», как пассажир, но моим намекам никто не внял, и я в селедочном положении отправилась в Карабах, по горному серпантину, как-то все-таки выжив в этой поездке.

Мы проехали по Еревану и, увидев какой-то памятник, как мне показалось, в центре, я спросила, кому он поставлен. Ответом было гробовое молчание.

- Неужели никто не знает?

Мне никто не ответил, но, видимо, стали друг у друга спрашивать по-армянски. Потом сказали:

- Нет, не знаем. А водитель ответил, что вообще-то ему деньги делать надо, а не памятники разглядывать.

- Шесть армян едут со мной в машине, и никто не знает, кому в вашем Ереване памятник поставлен!

Армяне подумали, а потом, чуть ли не хором, ответили:

- А мы из Степанакерта!

- Это вас, конечно, оправдывает, - посмеялась я.

Позади меня сидели две сестры. Очень колоритные. Одна жила в Израиле, другая – в России. Обе ехали на 80-летний юбилей матери. Всю дорогу они добродушно спорили друг с другом. Например, одна говорила, что «у них» не принято лгать, что, если солгал, то и втюрьму можно попасть, а вторая ей отвечала, что «ее страна» - сама по себе большая ложь. Речь шла об Израиле, естественно. Первая не отвечала, конфликта не получалось. Впрочем, они сами признались, что спорят постоянно, а общаются через Скайп. Но никто ни на кого не обижается. Сестры мне очень понравились, но, к сожалению, я так и не выбрала время их посетить, хотя они меня ждали. Истории их были очень интересными. Рассказывали, например, про папу и его золотое сердце. Папа был водителем такси и всегда подкармливал всех солдатиков, постоянно приглашая их на ужин. А по воскресеньям, когда солдаты могли купить вино («холодно же в горах, согреться им надо»), папа всегда закупал много хлеба – не одну буханку для своей семьи, а три. Сделал специальную полку, куда ставил нарезанный хлеб и соленья, чтоб солдатики могли выпить стакан вина и сразу закусить. «У нас дома всегда были солдатики за ужином. И мы так привыкли, что им нужно помогать». «Папа был такой добрый. Все его любили! Когда умер, столько незнакомых людей на похороны пришли».

Одна из сестер, Маринэ (та, что в России живет) рассказывала про времена, когда в Карабахе было больше азербайджанцев. В Степанакерте был целый район, где они жили. Считался опасным. А ей как раз там предложили работу. Звонят домой, почему не является, а папа не хотел, чтобы она там работала, ну и отвечал, что дочка уже нашла работу. Маринэ же ничего не знала и очень удивилась, когда, наконец, с ней связались напрямую, чтобы выяснить, почему она просит эту должность, а сама не является. «А я красивая такая была, толстая, - она выгнула руки ладонями вверх и провела по своей груди вниз, - косы такие были, - она опять повернула ладони вверх и провела уже по плечам вниз к груди, - каждый непротив был полюбить: и армянин, и русский, и азербайджанец». Вот папа и боялся за свою красавицу. «Так, он каждый день ездил, провожал меня до самой работы, а потом встречал на том же месте. И так каждый день, пока я там работала».

Моя соседка, которую я мысленно называла «Нина», все же убрала сумку, и я смогла просто элементарно сидеть, а не изгибаться в непонятных позах. «Ниной» я ее назвала, потому что она напоминала мне мою тетю, которую так звали. У тети, маминой сестры, тоже были мелкие черты лица, она была очень милой, доброй и такой пленяюще простой, что хотелось все время находиться рядом. Мама была совсем другой, тоже добрая необыкновенно, но мама никогда не была простой, наоборот, какой-то изысканной, а у тети, как и у моей попутчицы, красота была в ее открытой душе. Такие вот «Нины», может, мало читали и не знают, кто такой Гегель или Сенека, но с полной готовностью, безропотно будут ухаживать за инвалидом-мужем, как моя тетя, или полупарализованным братом, как попутчица. На самом деле имя ее начиналось на «А», и я его совсем не запомнила.

- Тебе удобно? – время от времени спрашивала «Нина», а я отвечала: «Да, как сказать»,

«Трудно назвать это удобством» и т.д.

Я сидела позади водителя, и он беспрестанно курил. Именно так. Выкуривал сигарету, говорил по телефону, потом выкуривал другую, опять говорил по телефону и так далее, по кругу.

«Как можно столько курить, - возмутилась я вслух, - как он еще не умер, от такого количества выкуренного?»

Вначале я дышала в воротник куртки, а потом просто сняла ее и закрыла лицо. Даже подумала, может, так и ехать с замотаным курткой лицом, вроде как в противогазе. Какой смысл отнимать ее от лица, если дым не успевает выветриться за короткий перерыв между сигаретами. Никто моих возмущений не поддержал, и они бесполезно зависли в этом сигаретном дыму. Ехали мы долго, с неожиданными короткими остановками, во время которых водитель куда-то стремительно выбегал и также стремительно возвращался. Мы смирно сидели внутри.

Промучавшись часа четыре, я спросила, сколько нам еще осталось страдать в этой поездке и услышала, что еще «часа три». Какие «часа три», если ехать всего пять часов? «Ну, ты же видишь, - шепнули мне сестры, - он все время куда-то бегает». Эти «часа три» повторились и позже, и в результате мы доехали не за пять или даже шесть, а часов за девять. После первых четырех часов я опять вслух возмутилась тем, что водитель куда-то носится, а мы сидим тут, как селедки в бочке, а нам тоже нужно выйти проветриться и вообще, может, кому-то в туалет надо. Мне же хотелось именно проветриться, потому что голова моя просто «плыла» от сигаретного дыма. И опять мое возмущение осталось без всякой поддержки. Только полупарализованный дедушка четко и ясно, без всякого акцента, произнес: «Туалет». Видимо, его эта тема задела за живое. Через какое-то время «Нина» тихонько шепнула: «А хочешь, я водителю скажу, что тебе в тувалет надо?» Я очень удивилась и даже хотела отказаться, но потом подумала, что ей, наверное, за себя или брата просить неудобно, а за меня - в самый раз, поскольку я - приезжая, по кавказским понятиям -гостья. «Давай», - согласилась я. «Нина» что-то сказала по-армянски, и водитель остановил у «тувалета», я вышла проветриться от сигарет, а все остальные бросились вытаскивать дедушку. Вытаскивали долго и с большим трудом. Я стояла в стороне, наблюдая эту сцену, а тем временем из женского отделения «тувалета» вышел мужик с сигаретой. «Это женское, между прочим, отделение», - сказала я мужику, на что он ответил довольно сердитым взглядом. Кто-то из женщин, услышав мои слова, откликнулся

- Да, какая разница?

Действительно. Разницы никакой. Чего я вообще лезу со своими странными замечаниями?

Оказалось, дедушку вытаскивали напрасно. Может, ему просто нравилось, как звучит это слово. Потом его дружно запихивали опять в машину. «Нина» подошла ко мне, посочувствовала моему ухудшающемуся состоянию и тихонько повозмущалась тому, что водитель курит и разговаривает по телефону. «Так нельзя, - тихонько сетовала она, - он не должен курить и по телефону разговаривать». «Конечно. Он с нас деньги получил, - ответила я, прожившая полжизни в США и поневоле мыслящая денежными категориями, - должен надлежащий сервис обеспечивать».

Мы загрузились в машину, и «Нина» опять спросила, удобно ли мне. «Ну, относительно», - ответила я. Через какое-то время я обнаружила, что водитель почему-то не курит. Я хотела поинтересоваться, что случилось, но воздержалась, боясь спугнуть счастливое мгновенье. Потом не выдержала и спросила «Нину»:

- Это ты, наверное, ему сказала, чтоб не курил?
«Нина» посмотрела на меня таким взглядом, как бы говорящим: «Ну, а кто ж еще о тебе позаботится?» А сестры, сидящие сзади, отозвались:

- А ты знаешь, что она ему сказала?

- Что? – насторожилась я.

- Она сказала, что ты в полуобморочном состоянии и вот-вот отключишься.
Я, хоть и засмеялась, но одобрила:

- Ну, и правильно сказала.

На дорогу пал туман, и ехать мы стали очень медленно, делая, тем не менее, резкие виражи на поворотах. Уже стемнело, когда машина заехала на какую-то освещенную площадку, нас просили особо не выходить, но я открыла дверцу и просто «выпала» из машины, а за мной выкарабкалась «Нина». Дедушка и сестры остались в машине. Молодой парень, сидевший рядом с водителем, умчался к освещенному зданию. Водитель заправлял машину и курил. Парень вернулся с пакетом, нам скомандовали загрузиться внутрь, мы с «Ниной» сели, а я спросила: «Удобно тебе?» «Очень!» - сразу же ответила «Нина», а я подумала, что скольким вещам еще надо учиться в этой жизни. Что там могло быть удобного? Но она так ответила, потому что понимала, что ее удобство связано с моим соседством. А я своими «ну, как сказать», возможно, обижала ее.

Парень передал нам пакет с пирожками. Такими длинными и тонкими.

- На, поешь, - протянула мне пирожок «Нина».

- А ты? Давай разделим его пополам.

- Нет, я не хочу, у меня есть еда в сумке.

«Нина» не очень хорошо говорила по-русски, но мы друг друга понимали. Пирожок был очень вкусным. С картошкой.

- Как вкусно! Спасибо всем, что купили, что накормили. Я весь день ничего не ела.
Тут все забеспокоились, как же так, что весь день не ела? Но я утром уехала в аэропорт, а когда прилетела, меня сразу загрузили в эту машину.

Тут ко мне потянулись руки с бутербродами, котлетами и еще какой-то едой. «Да, вы что, - говорю, - мне этого длинного пирожка вполне хватило!»

Все продолжали беспокоиться, есть ли у меня что попить и будет ли что поесть, когда я прибуду в гостиницу. Вода у меня была, и я, и так ее пила всю дорогу.

А потом начался серпантин. Мы  уже были в горах какое-то время, но сейчас повороты участились, и я почувствовала, что просто не доеду, так мне было плохо. «Сколько еще?» - спрашивала я слабым голосом и слышала в ответ неизменное:

- Три часа.

Господи, да кончатся когда-нибудь эти три часа?! Я охала на поворотах, дедушка повторял полюбившееся ему слово «Туалет», сестры предлагали водички, а «Нина» спрашивала, не попросить ли водителя сделать остановку, если мне так плохо.

Граница

Мы достигли пропускного пункта в независимую, но непризнанную республику «Нагорный Карабах». К нам подошел пограничник и спросил, кто тут журналистка, разрешил сфотографировать флаги, затем долго смотрел на мою корреспондентскую карточку и, в конце концов, ушел за помощью.

Вернулся он с офицером, который говорил на чистейшем русском языке, без тени акцента. Офицер был со мной очень радушен, пожелал, как и все, удачи и безопасности.

Мы сели в машину, и "Нина" спросила привычное "Удобно тебе?" "Очень!" - на этот раз ответила я. Мы закружились на серпантине, все мои внутренности сосредоточились у горла, я, не выдержав, заохала, а водитель закурил. Ох, и набросились же все на него! Все, кроме дедушки, кричали что-то по-армянски. А водитель тоже что-то резкое кричал в ответ, вскидывая руку. Затем он остановил машину, распахнул дверцу, а я открыла свою и опять «выпала» из машины. Упала бы, если б он меня не подхватил. «Уйди от меня со своей сигаретой», - прошептала я и, опираясь о машину, попыталась отодвинуться, но опять чуть не упала, а водитель опять меня подхватил и рассмеялся. «Чего смешного-то? – удивилась я, - у меня пирожок уже у горла». Считалось, что водитель по-русски не понимает. Но он спросил: «Это я виноват?» И лицо его было действительно обеспокоенным. Тогда я ответила, что вообще-то серпантин, но и он немного, потому что курит беспрестанно. Вышел парнишка, сидевший рядом с ним, они быстро о чем-то переговорили, упомянув по-русски пирожок, слегка посмеялись и предложили мне сесть на переднее сиденье. Водитель больше не курил и все время с опаской поглядывал на меня. Я старалась глубоко дышать, но повороты делались все круче, и лучше мне от этого не становилось. «Остановить тебе?» - время от времени спрашивал вроде бы не говоривший по-русски водитель. Но я отказывалась, не видя в этом смысла. У меня вообще была одна мысль: «Господи, хоть бы дожить».

Приезд в Степанакерт

В Степанакерт мы приехали поздно ночью. У меня пытались выяснить название гостиницы, в которой мне был забронирован номер, но я отвечала:

- Вы смеетесь, что ли? Я не смогу сказать, ни кто я, ни как меня зовут, а вы хотите, чтобы я название гостиницы вспомнила? Может, вам его еще по-армянски сказать?
Меня оставили в покое, оживленно совещаясь между собой, как мне помочь.

- Да, сбросьте меня в любой гостинице или вообще на какой-то улице, я лучше пешком... доползу, чем продолжать укачиваться.

Машина остановилась на площади, все по высыпали, стали дружно вытаскивать дедушку, я выкарабкалась, хватаясь за все, за что могла ухватиться, попросила кого-то стянуть мою сумку с крыши машины и даже попробовала двинуться с места. На что ко мне подскочили знакомые и незнакомые люди, остановили, убедили, что я никуда не дойду («Это очень далеко, сестренка!»), загрузили, несмотря на мои сопротивления, еще в какую-то машину, как оказалось – такси, выгрузили у гостиницы, практически занеся в вестибюль и не взяв ни копейки денег. При этом наказали администратору не беспокоить меня оформлением, а отложить все на завтра, а сейчас «она должна отдыхать», сказали ему.

В номере я отключилась. Длинная дорога в Степанакерт, в которой мы ехали, по выражению сестер, как одна большая армянская семья, закончилась, и началась непосредственно командировка - удачная и очень насыщенная.

5. Утро в Степанакерте

Прохожая

Утром я проснулась с сухостью во рту и ощутимым головокружением. Подойдя к окну, распахнула его, и чистый, прохладный воздух ворвался в гостиничный номер. Небо было пронзительно голубым. Вдали возвышались горы. Те, что поближе, казались кучерявыми от покрывавших их лесов, уходя вдаль, они приобретали насыщенный синий цвет.

Каждое утро я буду видеть эту красоту, глядя в окно, подумала я.

Внизу, в холле, дежурный объяснил мне, как пройти к МИДу, и я вышла на улицы залитого утренним солнцем Степанакерта. Город был на удивление чистым, тротуары красиво вымощены плитками.

Садовницы заботливо высаживали цветы на газонах. Возле здания училища убирали две женщины. Одна из них подметала, а другая ножницами выскребала грязь между плитками.

Я спросила у прохожей, как пройти к МИДу, она в свою очередь спросила, не журналистка ли я, и мы заговорили о войне.

- Будете писать о нас? Вы напишите, пусть азербайджанские матери прочтут! Зачем они сыновей пускают на войну? Почему не запретят им идти туда?

- Нет у матерей такой силы, чтобы прекратить войны,- возражаю я.

- Есть, - не соглашается женщина, - у матерей всегда есть сила. Все матери должны объединиться и запретить войны, чтобы не было горя и смертей.

6. В МИД-е

Знакомство

Я сидела на стуле возле охранника, ожидая  Армена Саргсяна, начальника информационного управления МИДа. Вошел молодой человек, сказал дежурному, что ему нужен Армен для получения аккредитации, и, услышав, что нужно подождать, встал у окна.

«Журналист», - подумала я.

Через некоторое время пришел Армен, поздоровался со мной и подошел к журналисту, стоящему у окна. Тот назвался Сасланбеком Исаевым, сказал, что приехал на три дня и назвал свою газету. Армен попросил нас подождать, пока он принесет формы для заполнения, а Сасланбек повернулся ко мне.  Глаза у него были теплые и очень добрые. Он спросил с мягкой улыбкой:

- Вы тоже журналист? Из какой газеты?

Я назвала свою газету, он -  свою и добавил:

- Ну, это независимый источник.

- Ну, так и наш -  независимый.

- Это американская газета?

- Да.

- Так это вас, наверное, ждали вчера вечером.

- Меня? Я же поздно приехала, после 12-ти. Кто меня там мог ждать?

- Ваш водитель там был.

- Ночью? – я была очень удивлена.

- Ну и что? Ждали и волновались.

Сейчас же, узнав Арарата, водителя, которого ко мне прикрепили, не удивляюсь совсем. Ответственный и обязательный, он, конечно, пришел в день, когда я должна была приехать, не мог не прийти. Такой человек.

Когда вернулся Армен с бумагами, мы уже договорились с Сасланбеком ездить вместе.

Армен удивился:

- Обычно журналисты стараются ездить порознь, все хотят снять эксклюзив.

Какой эксклюзив, если маршрут у всех один и тот же? Карабахцам нечего скрывать, и они организовывают поездки в зоны боевых действий для всех журналистов, невзирая на то, в какой газете те работают. Маршруты одинаковые, только видят все по-разному.

7. Обстрелянные села

После получения аккредитации, мы вместе с Арсеном и Сасланбеком посетили села, подвергшиеся обстрелу.

В Мартакерте к нам присоединился заместитель мэра Артур Асарян, согласившийся сопровождать нас, рассказать об обстрелах и показать следы разрушений.
Дома были  практически полностью восстановлены.

Людям, пострадавшим от обстрелов, компенсируют все, включая мебель, холодильники и прочее.

Старый человек по имени Гурген рассказал, как снаряд попал прямо в его дом. Ремонт шел полным ходом, и все соседи принимали в нем активное участие.

На каждом шагу мы видели свидетельства взаимовыручки, сопереживания чужому горю как собственному, а также заботу властей. Женщина из другого дома, в который попал снаряд, рассказывала о том, что живет у соседей со своим сыном. Других ее детей забрали в свой дом родители.

Сасланбек спросил, пустит ли она сына на войну, когда он вырастет.  Она резко отрицательно покачала головой, но ответила, что, конечно, если так сложится, что опять придется защищать свою Родину, то он пойдет с другими карабахцами выполнять свой долг. «Но ведь вы же покачали головой», - улыбнулся Сасланбек. «Так это нормальная реакция любой матери, - сказала я, - сердцем мы всегда против войн и любой опасности для наших детей».

По дороге в село Талыш, мы наткнулись на машину, возле которой суетились люди, стараясь устранить поломку. В группе людей оказался староста этого села – Вилен Петросян.

Он рассказал, как в ночь на 2-е апреля начались обстрелы. «Это был мой день рождения, - с грустью заметил он, - вот такой «подарок» я получил».

В Талыше произошла та самая трагедия, которая заставила в очередной раз содрогнуться мировую общественность. Азербайджанская диверсионная группа убила трех стариков, живших в доме, расположенном в стороне от села, поглумившись над их мертвыми телами.

Сын стариков торопился к ним в ту ночь, чтобы перевести их в более безопасное место. Опоздал...
Как и все трагические истории, эта обросла слухами. В западной прессе я читала, что село переходило из рук в руки. На самом деле это не так. Талыш подвергался обстрелу. В него смогла войти только диверсионная группа со стороны Азербайджана, которая впоследствии была уничтожена. Диверсанты убили трех человек. Мужа с женой и старую, 92-летнюю бабушку. Все эти дикие вещи, как то: обрезание ушей, делали уже после убийств. «Удивительно то, - сказали мне, - что они сделали это сразу». Раньше людей держали в заложниках, мучали, а так, сразу после убийства, над трупами не глумились. Такое впечатление, что они стремились продемонстрировать свой собственный «почерк», и это послужило толчком к распространению мнения о том, что в этой войне принимали участие представители радикального ислама.

В Тылыше нам не разрешали въезжать на некоторые улицы - слишком близко к азербайджанским позициям - опасно.

         Карамельки от солдат

Мы осматриваем Талыш и Мартаркерт, беседуем с жителями этих мест. Солдаты расположились в здании школы, и мы заходим внутрь. На стенах - детские рисунки, их поделки на полу, вокруг - сломанная школьная мебель. 

Один из солдат с серьезным видом протягивает мне три карамельки:
- Это от нас -вам.

Я беру и благодарю. Это Кавказ. Мы пришли в их расположение, временное пристанище, в какой-то степени - временный дом. А значит, по-кавказски, хоть чем-то нужно угостить. Я отдаю по конфете Саслану и Армену, которые вместе со мной осматривают школу. 

- Это нам - от солдатиков, - говорю я, и оба благодарят. Эти скромные карамельки от бойцов, рискующих жизнью, защищая свою землю, нам дороже любых званых обедов.

«Неправильное сердце»  

Мы ходим по обстрелянным селам, делаем снимки. Оглядываясь вокруг, я думаю о том, сколько всего уничтожено, убито и разорено. Мертвые домас пустыми глазницами окон, целые, когда-то населенные участки, жизнь которых унесла та, первая карабахская война. Расстрелянные села. Скошенные снарядами деревья.

И земля - израненная, истерзанная, обоженная...

На войне убивают не только людей, но и целые города, убивают-жгут землю....

- Сколько лет нужно земле, чтобы она снова начала родить? На выжженной земле ничего не растет... У земли тоже есть душа. Она чувствует и ласку, и грубость, - говорили жители Нагорного Карабаха.

Следы прошлой войны - повсюду: в разгромленных домах и в сердцах и памяти людей, а новая война принесла новые разрушения.

Неподалеку от разбитого снарядом забора лежала мертвая свинья с оторванным боком. Я охнула и отвернулась.

- Ну что ты, - сказал водитель с красивым именем «Арарат», который все время старался как-то незаметно позаботиться обо мне, - это же только свинья.

- Она же живая была, - отвечаю, - и деревья эти, и дома. Они все были живы, понимаешь? Даже забор этот! А теперь разрушен...
Каменный забор, который, старательно обмазав камни глиной, выкладывали чьи-то мозолистые руки, стоит теперь с оторванным, как у животного, боком. Когда-то на него взлетали птицы и пели свои песни, взбирались мальчишки, играя в «войнушку», а теперь война пришла в их дом, настоящая, уродливая, пахнущая гарью и кровью.

Арарат рассказывает, что тысячи животных были убиты во время обстрелов.

Он сетует, что у меня неправильное сердце, раз я так за все переживаю. Говорит о том, что у него – не такое. А на самом делеу него такое же «неправильное». Наверное, у нас у всех неправильные сердца, раз они болят, когда идет война, когда гибнут люди, когда разрушается то, что создавалось с любовью и заботой. И неважно, армяне это или русские на Донбассе, раз мы продолжаем называть друг друга «наши», хотя и нет больше Советского Союза, нас всех объединявшего.

Мы побывали в Талыше, Мартакерте и Мадагизе и, уезжая, желали им мира, а через день с азербайджанской стороны по всему периметру передовой линии, по мирным населенным пунктам, в том числе и по этим селам, стреляли «Грады».

Алла ПИРС, корреспондент газеты Veterans Today

Степанакерт-Барселона, 2016

 

КАРАБАХ: СКВОЗЬ ПРИЗМУ ВОЙНЫ. Заметки корреспондента газеты Veterans Today . ЧАСТЬ II

http://www.russia-artsakh.ru/node/1789

КАРАБАХ: СКВОЗЬ ПРИЗМУ ВОЙНЫ. Заметки корреспондента газеты Veterans Today . ЧАСТЬ III

http://russia-artsakh.ru/node/1790

КАРАБАХ: СКВОЗЬ ПРИЗМУ ВОЙНЫ. Заметки корреспондента газеты Veterans Today . ЧАСТЬ IV

http://www.russia-artsakh.ru/node/1791

 

Добавить комментарий

Простой текст

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Строки и абзацы переносятся автоматически.
  • Адреса веб-страниц и email-адреса преобразовываются в ссылки автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.
CAPTCHA на основе изображений
Введите символы, которые показаны на картинке.

При полном или частичном использовании материалов ссылка на сайт russia-artsakh.ru обязательна.